|
|
Корфу: идиллия на вулкане
истории.
В мире этот греческий остров известен больше как Корфу. Греки предпочитают называть его Керкира, несмотря на то, что такое же имя носит и главный город острова; себя жители острова именуют керкирийцами. Почему возникло разночтение -- об этом речь пойдет дальше. Мы же, во избежание путаницы, остановимся на названии -- Корфу.
Итак, остров, лежащий в Ионическом море, у западных берегов Греции, самый северный в цепочке Ионических островов. Площадь его около 600 кв. км., северная часть -- гористая, южная -- холмистая. Горы сложены в основном известняками и сланцами. Геологические особенности острова сходны с той частью материковой Греции, которая находится напротив него. Когда-то, миллионы лет назад, остров и материк составляли единое целое.
Климат мягкий, субтропический, средиземноморский. Средняя температура летом +30оС, зимой +10оС. Дождливое время -- с сентября по март.
На острове проживает 110 тысяч человек, в городе Керкире -- 36 тысяч.
Корфу -- самая близкая к Италии точка Греции. Остров лежит на перекрестке морских дорог, это место встречи Востока и Запада, и неудивительно, что веками он не знал покоя... Римляне, норманны, крестоносцы, венецианцы, турки, французы, англичане -- кто только с мечом и огнем не проходил по этой земле, оккупируя ее на десятилетия, а то и столетия. И в этом котле событий рождалось неповторимое культурное лицо Корфу. Лицо, которое нам, группе российских журналистов, предстояло увидеть.
Мне показалось, что мы не приземлились, а приводнились: о посадочную полосу били волны. Лил дождь. За его плотной стеной расплывались огни близкого города. Но было тепло, и пахло морем и югом.
Первая встреча с незнакомой землей -- это всегда обещание. Так было и на этот раз. Вглядываясь в темный блеск моря, в черные силуэты кипарисов, мертвенно белеющие стены домов и снова -- в мокрое полотно горной дороги (наша гостиница "Сан-Стефано" находилась в стороне от Керкиры), я ощущала в ночном пейзаже острова, утонувшего в потоках дождя, что-то тревожное.
Утром остров предстал в сиянии солнца. Безмятежно голубело море. Гористая линия берега была изрезана бухточками и заливами. Серо-зеленые склоны, поросшие оливами и кипарисами, дышали свежестью и спокойствием. Красные черепичные крыши доверчиво сбегали со склонов к морю.
Эта идиллическая картина не была, как я поняла потом, случайной улыбкой природы, ожившей после дождя. Таков был весь остров и во все дни, которые мы провели здесь.
И все-таки ночной Корфу не уходил из памяти. Словно в те часы приоткрылось потайное дно...
Чудотворец
У острова и главного города есть покровитель -- святой Спиридон. Чудотворец, как называют его местные. Уже много веков керкирийцы поклоняются его мощам. "Тайна, которую не понять неверующему", -- сказал об этом Георгиос Кудас, по-русски Георгий, наш гид и переводчик. Георгий по специальности историк, семь лет назад окончил Ленинградский университет. Забегая вперед, скажу, что его интерес к прошлому своего острова, знание истории помогли лично мне приподнять завесу над умиротворяющим пейзажем и благополучной в целом жизнью сегодняшнего Корфу.
Церковь святого Спиридона находится в Керкире, в самой гуще улочек Старого города. Ее высокая колокольня с красным навершием видна отовсюду. Она-то и привела нас к стенам церкви. Пытаюсь сфотографировать колокольню -- не входит в кадр. Отхожу дальше -- натыкаюсь на сидящих за столиками кафе, еще дальше -- на продавцов сувениров. Улица узкая, обочины, да и проезжая часть заполнены людьми. Идет обычная жизнь -- шумная, беззаботная, лишь у входа в церковь люди затихают и молча, перекрестившись, втыкают горящие свечи в длинный лоток с песком.
Церковь была построена в 1590 году. Жил же епископ Спиридон в V веке. Его останки хранились в Константинополе, но после захвата города турками в 1453 году некий человек перевез мощи в Керкиру и отдал их, как рассказывают, одной богатой семье с условием, что каждое ее поколение будет поставлять церкви одного священника. Мощи хранились в семейной церкви, пока город не собрал деньги и не построил новую, достойную Чудотворца.
Богато ее убранство. Мраморный иконостас, свод в иконах-медальонах, заключенных в золотые рамы, деревянные резные стулья вдоль стен... Служитель проводит нас к скрытой в глубине церкви серебряной раке, украшенной иконками из эмали. Священник с пением-молитвой открывает два окошечка в крышке раки, в одном из них видно темно-коричневое, пергаментное лицо...
Люди гуськом подходят к раке, целуют ее, крестятся. Горят свечи.
Несколько чудес сотворил святой Спиридон. Легенды о них передаются из поколения в поколение, и Георгий охотно поведал их.
...В XVII веке страшная эпидемия чумы обрушилась на Керкиру. Ничто, казалось, не могло ее остановить. Люди шли в церковь и молили, стоя на коленях, святого Спиридона помочь им. И в одну из ночей люди увидели над храмом святого сияние. Эпидемия пошла на убыль. На восточной стене Старой крепости есть глубокие царапины: легенда говорит, что это следы когтей старухи-чумы, которую гонял Спиридон.
...А в 1716 году, в августе, во время длительной турецкой осады, случилось следующее. Город изнемогал, готовый вот-вот сдаться. Ночью разразилась страшная гроза -- обычно в это время гроз не бывает, и турки увидели у стен крепости огромного монаха. В одной руке он держал крест, в другой -- факел... Турки, испугавшись, сняли осаду и ушли.
-- Факты подтверждают: турки сняли осаду именно в эти дни и ушли без видимых на то причин, -- прокомментировал Георгий свой же рассказ.
Мы сидим с Георгием в садике, перед зданием муниципалитета, коротая время в ожидании назначенного часа встречи с номархом. И наблюдаем спокойную жизнь площади, бывшей в далекие времена венецианского владычества общественным центром города. Само здание муниципалитета, построенное в конце XVII века, напоминает венецианские дворцы. Желтоватый камень, высокие закругленные окна, кованые решетки и одинокая раскидистая пальма перед входом...
Дети катаются по площади на роликах и велосипедах, взрослые беседуют под тентами кафе, солнце играет на ярких цветочных клумбах...
-- Похоже, святой Спиридон сегодня может отдыхать, -- говорю я. Георгий сдержанно улыбается.
Мои наблюдения в какой-то мере подтвердили и слова номарха Андреаса Пагратиса. В его ведении находятся остров Корфу и ряд мелких островков.
-- У нас можно хорошо и спокойно отдохнуть, -- начал разговор о Корфу господин Пагратис и добавил, вспомнив, видимо, откуда мы приехали: -- Преступности нет, на острове всего 241 полицейский...
Далее номарх коснулся туризма, который дает им 80 процентов дохода. Туристический бизнес находится в частных руках, но государство, конечно, помогает. Одних только гостиниц, не считая сдающихся частных квартир, -- сорок тысяч. В прошлом году приняли миллион гостей, были и русские, но пока немного, а так хотелось бы, чтобы они открыли для себя Ионическое ожерелье...
При этих словах господин Пагратис взглянул на икону святого Спиридона, висевшую на стене кабинета, словно прося содействия у Чудотворца.
Четыре раза в году Керкира отмечает день святого Спиридона. Серебряную раку с останками святого носят по улицам города в сопровождении митрополита и оркестра. Интересно, что литании проводятся в память тех событий, о которых рассказывают предания. А 10 августа, накануне литании, проходит праздник-представление "Варкарола". Освещенные лодки выходят из бухты Гарица, и оживает легенда о том, как появился святой у стен осажденной крепости, держа в руках факел...
Одиссей и корабль феаков
Наш путь лежит на западное побережье острова, в места, воспетые Гомером.
О том далеком времени, когда керкирийцы поклонялись богам Олимпа, сохранилось немало свидетельств. И, в первую очередь, -- археологические находки: уникальный каменный "фронтон Горгоны", созданный, вероятно, в 585 году до н. э. и украшавший храм Артемиды; фрагмент фронтона храма с изображением Дионисия; медные скульптуры Афродиты и т.п.
Да и название -- Керкира -- тоже связано с греческой мифологией. Нимфа Керкира, дочь реки Асопу, ослепила своей красотой бога моря Посейдона. Он украл ее, отвез на остров; их сын Феак стал отцом всех феаков, первых жителей острова. Только много столетий спустя, в византийские времена, остров стали называть Корифо (по-гречески "вершина"), поскольку над акрополем возвышались две вершины. Тогда же появилось и латинское название острова -- Корфу. Но греки, как уже говорилось, по-прежнему верны нимфе Керкире...
Дорога бежит по просторной долине. Деревни -- дома под красными черепичными крышами, беленые стены, прикрытые листвой оливковых деревьев, -- следуют одна за другой. Это знаменитый плодородный луг Ропа. Чем ближе к побережью, тем холмистее становится местность, и вот уже серпантин дороги кружит по склонам гор.
Одна из западных точек острова -- Ангелокастро ("Крепость ангелов"). На вершине скалы сохранились развалины византийской крепости XIII века. Здесь день и ночь несли дозор стражники, охраняя побережье от венецианского флота. В случае опасности зажигали факелы, и свет их был виден в Керкире.
Неподалеку от Ангелокастро, чуть южнее -- Палеокастрица ("Старая малая крепость"). Это место, застроенное сегодня отелями, весьма любимо туристами, потому как пляж Палеокастрицы вокруг шести заливов -- один из самых красивых на острове. А когда-то здесь разворачивались события, участником которых был легендарный Одиссей...
Монастырь Палеокастрица стоит на возвышенности. Его ворота открыты для всех. Я хожу по мраморным плитам двора, любуюсь светлыми стенами, увитыми лиловыми и красными цветами, невольно слушаю то немецкую, то английскую речь в разных уголках двора, вижу, как бросают люди монетки в колодец, прикрытый металлической решеткой, но меня непреодолимо тянет к монастырской стене, за которой открывается вид на море.
...Обрывистые, покрытые зеленью берега. Пенная полоса прибоя. Прозрачно-голубые заливы. Вдали от берегов они темнеют, наливаются синевой, и эту синеву, подобно кораблям, вспарывают скальные островки.
Откуда-то появился Георгий. Он тоже долго смотрел на море, а потом, показав на островок, похожий на древнегреческую триеру, сказал:
-- Корабль Одиссея.
И тут же последовала легенда. Возвращаясь домой, Одиссей, царь Итаки, остановился на острове феаков. Они гостеприимно приняли его, потом снарядили корабль и доставили Одиссея на родной остров. Но на обратном пути разгневанный Посейдон (греческие боги ведут себя как люди) превратил корабль феаков в скалу.
-- Самое интересное, -- заметил Георгий, -- что Гомер упоминает в "Одиссее" о пребывании своего героя на острове феаков и описывает, похоже, именно ту картину, которую мы сейчас видим: заливы, Большое море, каменные острова...
"Бессонница. Гомер. Тугие паруса..." -- откуда-то из глубин памяти всплывают строки. Может, и правда все это было? И уже спадает глянец с пейзажа, и видятся древний город Алкинос на месте Палеокастрицы, и дочь царя феаков Навсикая, которую здесь, у ручья, повстречал герой Гомера, и дружные взмахи гребцов на триере, увозящей Одиссея.
Может быть, из тех времен пришел древний символ острова -- изображение триеры, которое так часто встречается на Корфу и сегодня?
Мастер из Перитиа
-- Хотите увидеть творение мастера XII века? -- спросил Георгий и, не дожидаясь ответа, пообещал: -- Не пожалеете.
Дорога шла вдоль восточного побережья, на север. Справа -- берег моря, изрезанный бухтами, солнечная синева; слева -- невысокие горы, покрытые, как, впрочем, повсюду на острове, густой зеленью. Вглядываюсь в нее, чтобы различить, что же за растения образуют этот зеленый покров. И тут вспоминаю слово -- маквис! Так ботаники называют формацию растений из вечнозеленых кустарников и деревьев, которая встречается в странах со средиземноморским климатом. Да, это был именно маквис -- живое буйное переплетение можжевельника, мирта, дикой фисташки и еще каких-то незнакомых растений и трав. А рядом -- серо-зеленая листва оливковых деревьев, прорезанная темными пиками кипарисов...
Под кронами олив, у могучих узловатых стволов, разложены черные сети с мелкими ячейками. Наступало время сбора урожая, и ни один плод не должен был пропасть. Ведь это достаток крестьянина -- греческие оливки и оливковое масло знают во всем мире.
Сейчас на острове около четырех миллионов оливковых деревьев -- серьезная отрасль экономики, ничего не скажешь. А между тем -- как это ни парадоксально -- засадили остров оливами во времена правления венецианцев. Они обязали керкирийцев разводить оливы, и, наверно, многие могучие ныне деревья помнят, как это начиналось: ведь оливы живут четыреста лет и дольше.
Впрочем, с подобными парадоксами мы еще не раз встретимся на острове: война, кровь, пожары (какая оккупация обходится без этого?) и благие начинания завоевателей (диктуемые зачастую своими интересами), которые ложились в копилку культуры исстрадавшегося народа.
Дорога привела нас в городок Кассиопи, стоящий на северном берегу. Здесь, как почти во всех деревнях-городках острова, сохранились следы давней истории: церковь XVI века, построенная на месте храма Зевса, развалины крепости на холме, маленький, оживленный порт с белыми корабликами. Но мое внимание привлек скромный обелиск из белого мрамора, стоящий на пристани. По бокам его лежали две старинные, заржавленные пушки.
-- Это памятник неизвестному солдату, -- пояснил Георгий. -- Греку, итальянцу, французу -- каждому, кто погиб на этой земле. А пушки -- с затонувших неподалеку венецианских кораблей. Знаете, -- помолчав, добавил он, -- надо пройти через века страданий, чтобы подняться до всепрощения...
От Кассиопи мы повернули в глубь острова, словно отвернувшись от моря. Так же отвернулись от него когда-то те, к кому мы сейчас едем. Они бежали от врага в глубь острова, ища укрытия в высоких горах. Машина с трудом справляется с подъемом. Все меньше оливковых деревьев, кругом -- обнаженный серый камень. Дальше не проехать.
По узенькой тропке спускаемся к домам деревни Перитиа. В нос бьет острый овечий запах, пахнет и разогретым на солнце камнем, пожухлой травой. Кругом -- желто-зеленые горы, они цепью уходят к горизонту. Георгий показывает на одну из них: это Пантократор, 906 метров, самая высокая на острове. Неподалеку от этой горы добывают белый камень.
Дома в Перитиа стоят кучно -- большие, возведенные из грубо отесанных камней. Мостовая, выложенная камнем, ведет к церквушке, сложенной из таких же камней. Деревня словно вымерла -- ни души. Вдруг из-за домов послышался собачий лай. Идем туда и видим такой же каменный дом, но явно обитаемый. У крыльца стоит машина и несколько столиков под тентом -- таверна.
Присаживаемся за столик, и хозяин, молодой еще, приносит запотевшие бутылки колы. Он охотно вступает с нами в разговор, рассказывает о своей деревне. Ему помогает Георгий.
-- Вот так и живем здесь вдвоем с женой, да еще два пастуха стадо держат... Но народу приезжает много, некоторые пешком через горы приходят -- посмотреть, как жили наши предки. Потому и открыли мы таверну. Решили что-то вроде музея под открытым небом создать.
-- А государство помогает? -- спрашиваю у хозяина.
-- Мало. Все дома частные, каждый сам должен думать о ремонте и сохранности своей "крепости". Большинство же владельцев живут на побережье, лишь наезжают сюда. Потому и появляются такие объявления -- видите на соседнем доме? -- "Продается"...
-- Ну а церкви?
-- Церкви тоже частные, у каждой семьи своя...
-- В деревне было очень много церквей, -- говорит Георгий, -- поэтому и назвали деревню Перитиа -- Пери та Тия, что в переводе означает "О, божественные". Иногда название переводят как "Деревня, окруженная богами". Поселение существовало уже в XII веке.
-- Откуда это известно?
Георгий уже привык к нашим уточняющим вопросам и потому, достав записную книжку, быстро нашел нужную страницу и прочел:
-- "Мастер камня Константинос из деревни Перитиа принимал участие в строительстве монастыря". Запись эта сделана в рукописи, которую нашли в близлежащей обители. Датировалась рукопись XII веком. Отсюда и вывод.
-- А какие-нибудь подробности о мастере сохранились?
-- Увы, больше ничего. Но перед вами -- творение его и его сотоварищей -- дома, церковь -- смотрите и судите сами о их мастерстве.
Поднимаюсь по каменным ступенькам одного из домов. Три комнаты, кухня. Высота -- полтора человеческих роста. Хорошо видна кладка стен -- камни большие, плотно пригнанные. Черный, сильно закопченный зев печки -- сколько же веков здесь горел огонь... Окон несколько, довольно больших. Горячий свет, льющийся из них, согревает серый камень стен. В окне -- горы, горы, горы...
Вообще в этот день Покровитель острова решил, похоже, убедить нас в том, что на Корфу живут трудолюбивые и находчивые люди. И убедил.
Когда мы снова выбрались к морю, на северное побережье, в местечко Ахарави, нас принял Базиль Харлафтис, владелец большого гостиничного городка "Гелина".
Точнее, познакомились мы с ним уже сидя за обеденным столом, под тентом, в двух шагах от кромки прибоя. Как-то незаметно к нам подошел крупный пожилой человек в кепочке-бейсболке. Он подсел к краю стола, закурил сигару, поднял бокал красного вина и сказал:
-- Добро пожаловать!
Тут-то и выяснилось, что это и есть Базиль Харлафтис, по-нашему, Василий, который так рад видеть российских журналистов за своим столом...
Слово за слово, и всплыла любопытная история. Василий -- бывший моряк, и, когда пришло время оставить флот, он купил большой участок плоской болотистой земли у моря и начал его обустраивать. Сейчас здесь было все, как на хорошем курорте.
-- И много народу к вам приезжает? -- спросила я хозяина "Гелины".
-- Много, -- ответил он, попыхивая сигарой. -- Но в основном немцы. А мне хотелось бы видеть людей из разных стран. Скучаю по общению со всем миром... Хотите, удивлю? -- вдруг ни с того ни с сего весело спросил Василий.
Он подозвал официанта и что-то шепнул ему. Юноша понимающе склонил голову. Через минуту на столе стояла бутылка с желтым напитком и тарелочка с желтыми плодами. Они были похожи на крупные абрикосы или желтые сливы.
-- Кум-куат. Не пробовали?
-- Даже не слышала. А что это?
-- Сначала попробуйте, -- сказал хозяин и наполнил рюмки.
Ликер был густым, сладким, а фрукты, сваренные в сахаре, по вкусу напоминали цукаты.
-- Это китайский апельсин. Наш остров -- единственное место в Греции, где поспевает эта диковинка, -- с удовольствием объявил Василий. -- А привез ее еще в прошлом веке из Китая некий дипломат, который хорошо знал природные условия острова. Кум-куат прижился. Само-то деревце невелико -- метра полтора высоты, а плоды светятся, как солнышки. Нет, нам есть чем удивить гостей, пусть приезжают.
Печальная Сисси
К югу от Керкиры, недалеко от города, стоит дворец "Ахиллио". Тень Елизаветы, императрицы Австро-Венгрии, до сих пор бродит по его прекрасным залам в окружении мраморных героев греческой мифологии.
Дворец построили для Елизаветы в 1890 году. Жена императора Франца-Иосифа, измученная пленом Шенбрунна -- императорского дворца в Вене, лишившаяся детей (дочь ее умерла маленькой, сын -- эрцгерцог Фердинанд покончил жизнь самоубийством), искала отдохновения своей исстрадавшейся душе. И она нашла его на этом острове, на берегу залива Иллайко. Здесь печальная Сисси, как называли ее керкирийцы, жила в ином, ею самой созданном мире.
...Белые колонны портика, высокие окна трех этажей, наполненные солнцем и морским ветром, просторные балконы -- итальянские архитекторы, построившие дворец в стиле неоклассицизма, вероятно, понимали состояние Елизаветы, и поэтому здание получилось строгим и нарядным одновременно; оно глядит окнами и в сад, и на море, словно сливаясь с природой.
У кромки высокого берега Елизавета поставила скульптуру своего самого любимого героя -- Ахилла. То был "Ахилл умирающий" -- сильный, красивый юноша, лицо которого искажено смертельной мукой. Вильгельм II, кайзер Германии, ставший владельцем замка после смерти Елизаветы, отодвинул скульптуру в глубь сада, а на ее месте появился "Ахилл побеждающий". Вильгельм ценил фанфары победы, Елизавета -- движения человеческой души...
Много времени она проводила в часовне, пристроенной во дворце к залу приемов. Там, в уединении, перед иконой-картиной Богородицы с младенцем и фреской "Суд над Христом", Елизавета, говоря ее словами, "обращалась к Богу без посредников". Я вижу ее прелестное лицо, печальные глаза, волосы, украшенные цветами... Привядшие астры стоят возле портрета на столике, перед входом в часовню.
Я вижу ее и в саду -- среди вековых олив, пиний, кипарисов, среди ярких цветов, у бюста Байрона. Склоненную над книгой, подобно мраморной нимфе...
Недолго отдыхала душой Елизавета на этом благословенном острове. В 1898 году, в Вене, она была убита итальянским анархистом Луиджи Луччини. Его фотографии сохранились. Небритый тщедушный молодой человек в шляпе-котелке, вот его ведут жандармы в начищенных мундирах, вот и орудие убийства -- заточка из напильника на деревянной ручке...
Мне показалось, что керкирийцы считают Сисси своей. Видимо, ее любовь к острову, нравственная чистота и несчастливая судьба находят отклик в их душах. Иначе бы они не вернули дворцу прежний облик (во время войны в нем был госпиталь, потом казино), вновь поселив в его стенах печальную Сисси.
Золотой меч адмирала
Старая крепость стоит на высоком холме с двумя вершинами и обращена своими могучими стенами к морю. Ее построили венецианцы в XVI веке, хотя начинали строить еще византийцы. Вдали высится Новая крепость. Это тоже работа венецианцев, XVII век. Между крепостями лежат старинные кварталы Керкиры -- Старый город.
И в городе, и в крепостях, превращенных сегодня в музеи, всегда много народу. Беззаботная яркая толпа туристов движется по длинному мосту, соединяющему город и Старую крепость; войдя в крепость, толпа распадается, люди скрываются в галереях и бастионах.
...Мощные стены. Лестницы, вырубленные в камне. Подземные ходы. Каменные туннели. Холодно и страшно, но виток за витком -- выше, выше, и вот уже под рукой шершавый бортик стены, отвесно уходящей вниз. Передо мной -- море.
С высоты отлично видны близкое зеленое пятно острова Видо и рядом пятнышко островка Лазарето, потом синева пролива и горы близкого материка. Глядя на эту панораму, можно реально представить, что происходило здесь, на безмятежном сегодня сине-голубом просторе, 18 февраля 1799 года. В этот день русско-турецкая эскадра штурмовала крепость Корфу. Руководил операцией с борта корабля "Св. Павел" вице-адмирал Федор Федорович Ушаков1.
Это по его замыслу штурм начался с боя за остров Видо, который был ключом к Корфу. Видо пылал... Русские корабли, выстроившись полукружьем, развернули пушки в сторону крепости. У стен ее, зиявших брешами, поднимались лестницы. Натиск с моря и суши был столь велик, что утром следующего дня французы сдались. Крепость пала.
О чем думал и что чувствовал после победы Ушаков, готовивший этот штурм около четырех месяцев? Может, о том, что теперь, после освобождения всех Ионических островов и последнего из них, главного -- Корфу, планам Наполеона, рвавшегося на Восток, пришел конец? Ведь именно успешные военные действия Наполеона на Средиземноморье заставили объединиться недавних врагов -- Россию и Турцию, а также примкнуть к этому союзу Англию.
Но радость победы принесла адмиралу и новые заботы. Сразу после взятия Корфу Ушаков -- и об этом говорят документы -- был крайне озабочен тем, чтобы восстановить на освобожденном острове порядок и спокойствие. Когда через некоторое время эскадра Ушакова уходила с Корфу, она покидала уже берега только что родившейся Республики Семи Островов. Благодарные жители Корфу преподнесли Ушакову золотой меч, усыпанный алмазами...
И снова вниз -- по каменным переходам и лестницам. На одной из площадок вижу две пушки -- явно старинные, позеленевшие от времени. С трудом различаю клеймо -- двуглавый орел! Значит, ушаковские...
Возле Старой крепости раскинулась главная площадь города -- знаменитая Спианада. Широкая, просторная, зеленая, она была когда-то испытательным полигоном для крепостных орудий. Сейчас в зелени деревьев белеют памятники, по улице Дусмани, разделяющей площадь на Верхнюю и Нижнюю, катят нарядные конные экипажи...
Я хожу от памятника к памятнику, рассматриваю здания, окружающие площадь, и мне открывается история города, которая вершилась после Ушакова.
Вот монумент Союза Ионических островов с остальной Грецией. Это событие произошло 21 мая 1864 года, и каждый год в этот день Нижняя площадь принимает праздничные шествия.
Неподалеку от этого памятника, через улицу, тянется аж на два квартала удивительное здание -- Листон. Нижний этаж его -- высокие закругленные арки с венецианскими фонарями. Теплый песочный цвет стен, изящные линии арок, блеск фонарей -- это творение французского архитектора Лессепа, который построил подобное здание и в Париже, на улице Риволи. Кстати, именно французы засадили деревьями Спианаду, превратив площадь в прекрасный парк.
К площади примыкает и Старый дворец с триумфальными арками входа. В 1819 году, когда построили дворец, в нем размещался сенат Ионических островов, потом в нем жили английские правители. В саду стоит памятник одному из них -- Фредерику Адаму, создателю сети водоснабжения на острове. Памятник поставили сами керкирийцы. К слову, они по сей день благодарны англичанам и за прекрасные дороги.
Помнится, когда мы с Георгием осматривали площадь, он обронил: "Мы, керкирийцы, -- люди мира...", имея в виду то культурное влияние, которое оказали на жителей острова все исторические события. Но, подумав, добавил: "И все-таки греки".
...У памятника Иоаннису Каподистрии всегда людно. Каждый керкириец знает биографию Иоанниса и гордится им. Он родился на этом острове, однако судьба его оказалась тесно связанной с Россией: долгие годы Каподистрия находился на русской дипломатической службе. А в 1827 году он -- в ходе греческой национально-освободительной революции -- стал первым правителем освобожденной Греции. Но через четыре года был убит, возможно, теми (есть такая версия), кому не нравилась его тяга к России, к добрым отношениям с ней.
Когда Ушаков стоял с эскадрой у стен Корфу, Иоаннису было 23 года... Тогда на Ионических островах действовала большая "русская партия" и двухтысячное ополчение керкирийцев сражалось вместе с русскими. Еще до штурма делегация островитян поднималась на борт корабля "Захарий и Елисавета" и слезно молила русских моряков не высаживать на остров турок. Керкирийцы знали, что такое поголовная резня... Все эти события наверняка не могли пройти незамеченными для молодого Каподистрии и, быть может, многие его последующие дела и неизменная симпатия к России истоками своими уходят в те годы...
Но, похоже, я несколько задержалась на площади Спианады. А ведь за ней -- до самой Новой крепости -- вьются улочки Старого города-кадунии. По этим кадуним наверняка ходили ушаковцы: город строили еще венецианцы, и он почти не изменился с тех давних пор. Здесь нужно отбросить карту и идти, следуя причудливым извивам улочек. Они выводят то к византийской церкви, то к площади с источником, одетым в камень, то к венецианской лестнице...
И хотя Старый город заповедан, музейной тишины здесь нет. Напротив. Тарахтят мотоциклы, всюду идет бойкая торговля, поток пешеходов вливается то в одну, то в другую уличную воронку.
Кажется, я уже зашла туда, куда пестрая людская волна не докатывается. Поднимаю глаза на табличку и вижу -- улица Ушакова! Иду по ней, касаясь руками стен домов по обе стороны. Дома в основном трехэтажные; на стенах иных, свежих после ремонта, отчетливо виден квадрат старой штукатурки. (Вспоминаю: Георгий говорил, что ремонт дома -- дело каждого хозяина, но, ремонтируя здание, хозяин обязан оставить образец старого покрытия.) Между домами, на высоте, сохнет белье. Пожилая женщина в черном тащит сумку с овощами. Процокала каблучками по каменной мостовой девушка... И снова тихо.
А где-то вблизи слышны голоса большой улицы. Иду на них, и улица Ушакова выводит меня на улицу Каподистрии...
Лидия Чешкова, журнал "Вояж"
<вверх>
|
|
